Пока пою, пока дышу, любви меняю кольца, Я на груди своей ношу три звонких колокольца. Они ведут меня вперед и ведают дорожку. Сработал их под Новый Год знакомый мастер Прошка. Пока дышу, пока пою и пачкаю бумагу Я слышу звон. На том стою. А там глядишь - и лягу. Бог даст - на том и лягу. К чему клоню? Да так, пустяк. Вошел и вышел случай. Я был в Сибири. Был в гостях. В одной веселой куче. Какие люди там живут! Как хорошо мне с ними! А он... Не помню, как зовут. Я был не с ним. С другими. А он мне - пей! - и жег вином. - Кури! - и мы курили. Потом на языке одном о разном говорили. Потом на языке родном о разном говорили. И он сказал: - Держу пари - похожи наши лица, Но все же, что ни говори, я - здесь, а ты - в столице. Он говорил, трещал по шву: мол, скучно жить в Сибири. Вот в Ленинград или в Москву... Он показал бы большинству И в том и в этом мире. - А здесь чего? Здесь только пьют. Мечи для них бисеры. Здесь даже бабы не дают. Сплошной духовный неуют Коты как кошки, серы. - Здесь нет седла, один хомут. Поговорить - да не с кем. Ты зря приехал. Не поймут. Не то, что там - на Невском. - Ну как тут станешь знаменит - Мечтал он сквозь отрыжку. Да что там у тебя звенит? - Какая мелочишка? Пока я все это терпел и не спускал ни слова, Он взял гитару и запел. Пел за Гребенщикова. Мне было жаль себя, Сибирь, гитару и Бориса. Тем более, что на Оби мороз всегда за тридцать. Потом окончил и сказал, что снег считает пылью. Я встал и песне подвязал оборванные крылья. И спел свою, сказав себе: - Держись! - играя кулаками. А он сосал из меня жизнь глазами-слизняками. Хвалил он: - Ловко врезал ты по ихней красной дате. И начал вкручивать болты про то, что я - предатель. Я сел, белее, чем снега. Я сразу онемел как мел. Мне было стыдно, что я пел. За то, что он так понял. Что смог дорисовать рога, что смог дорисовать рога Он на моей иконе. - Как трудно нам - тебе и мне - шептал он, Жить в такой стране и при социализме. Он истину топил в говне. За клизмой ставил клизму. Тяжелым запахом дыша, Меня кусала злая вша. Чужая тыловая вша. Стучало в сердце. Звон в ушах. - Да что там у тебя звенит? И я сказал: - Душа звенит. Обычная душа. - Ну ты даешь... Ну ты даешь! Чем ей звенеть? Ну ты даешь - Ведь там одна утроба. С тобой тут сам звенеть начнешь. И я сказал: - Попробуй! Ты не стесняйся. Оглянись. Такое наше дело. Проснись. Да хорошо встряхнись. Да так, чтоб зазвенело. Зачем живешь? Не сладко жить. И колбаса плохая. Да разве можно не любить? Вот эту бабу не любить, когда она такая! Да разве ж можно не любить? Да разве ж можно хаять? Не говорил ему за строй. Ведь сам я - не в строю. Да строй - не строй. Ты только строй. А не умеешь строить - пой. А не поешь - тогда не плюй. Я - не герой. Ты - не слепой. Возьми страну свою. Я первый раз сказал о том, мне было нелегко. Но я ловил открытым ртом родное молоко. И я припал к ее груди, я рвал зубами кольца. Была дорожка впереди. Звенели колокольца. Пока пою, пока дышу, дышу и душу не душу, В себе я многое глушу. Чего б не смыть плевка?! Но этого не выношу. И не стираю. И ношу. И у любви своей прошу хоть каплю молока.
Просмотров: 460 раз людьми и 560 раз поисковыми ботами.